Александр Мазин - Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь. Страница 215

Но что делать? Подзуживаемый втихую всё тем же Хаконом, Золотой Харальд продолжает стоять на своем. Если убивать нельзя, то что тогда? Отдать часть Дании? Ни за что!

А если не Дании, а Норвегии? – предложил конунгу хитрый ярл Хакон.

Предложение Харальду-конунгу пришлось по нраву, но как его осуществить? То, что Харальд Серая Шкура, чьи земли конунг данов намерен отдать Золотому, приемный сын и воспитанник конунга данов, это ладно. А вот то, что Серая Шкура намного сильнее Харальда Золотого, вот это уже серьезное препятствие. А еще хуже то, что Золотой и сам прекрасно об этом знает. Так бы прихлопнул его Серая Шкура, да еще и верегельд Харальду-конунгу заплатил. Как ближайшему родичу. Мало ли что они поссорились? Обычай всё равно соблюдать надо.

Хорошо придумал Хакон-ярл. Но как заставить Золотого напасть на Серую Шкуру, если Золотой знает, что тот – сильнее? Харальд Золотой не трус, но и не дурак. Зачем ему лезть в драку, где ему оторвут голову?

А мы ему поможем, заявил ярл Хакон. Харальд Серая Шкура – твой названый сын. Вот и посули ему подарок: пригласи в гости и пообещай отдать в лен земли, которыми владел его род в Дании.

К отцу в гости с большой ратью не ходят. Тем более – за подарками. Так что Серая Шкура придет с малой дружиной… Тут-то его Золотой Харальд и встретит!

Конунг данов согласился не сразу. Придумано всё недурно, но что люди скажут? Серая Шкура, как-никак, конунгу – названый сын…

– Какие люди? – удивился Хакон-ярл. – Даны? Что данам какой-то нурман? Вот Харальд Золотой – это другое дело. Этот – свой. Куда лучше убить нурманского конунга, чем племянника-дана. А Золотой Харальд за помощь конунгу данов в верности поклянется.

Уговорил.

Следующий шаг – убедить Харальда Золотого.

Но у ярла и тут вышло гладко.

Давай-ка начнем с нурманской земли, сказал Золотому Хакон. А потом и до земли данов дело дойдет. Харальд-конунг стар, наследников у него нет, только сын от наложницы, а того и сам конунг терпеть не может. Помрет конунг – всё твое будет.

Убедил.

Заслали послов Харальду Серой Шкуре.

Тому идея принять в лен землю очень понравилась. Тем более что у нурманов как раз голод случился (земля-то бедная), а у данов, наоборот, всё хорошо. Спросили послов о ярле Хаконе. Враг, как-никак…

Да он уже почти помер, – ответили послы (как их научили), – и умом тронулся. Так что всё хорошо. Приезжай, дорогой сынок, приемный батюшка кличет, пожаловать хочет.

Многим нурманам это дело показалось неясным. Особенно Гуннхильд, матушке Серой Шкуры.

Но голод – не тетка. Голод – дядька, притом очень злой.

Собрался Серая Шкура, взял три корабля, малую дружину – и поехал. Прибыл в место, называемое Хальс.

Там его и встретил Золотой Харальд.

Аж на (дядюшка конунг и тут пособил) двенадцати кораблях.

Была у них битва жаркая, но сила была на стороне данов, и Золотой Харальд убил Харальда Серую Шкуру.

Но дело на этом не закончилось…


Гошке надо было отойти по нужде. Но он терпел. Очень хотелось узнать, что будет дальше.

А дальше было вот что…


– …Едва Золотой отбыл громить преданного приемным батюшкой сына Гуннхильд, – продолжал Богуслав, – как ярл Хакон пришел к конунгу данов и спросил: как полагает конунг, надолго ли хватит верности Харальда Золотого, если тот получит нурманские земли?

Харальд, сын Горма, задумался. А ведь верно. Если и слабый племянник против дядюшки выступал, то ставши сильным, точно ведь не успокоится.

Хакон тут же подлил масла в огонь: мол, не раз слышал от Золотого, что тот только и ищет повод, чтобы прикончить дядюшку и самому стать конунгом данов. Так не лучше ли самому Харальду Гормсону подчинить нурманские земли, а Харальда Золотого убить?

Конунг тут же согласился: да, так намного, намного лучше. Еще бы: собственные давние мечты конунга огласил Хакон-ярл.

Тогда пообещай мне, конунг, – попросил хитрый ярл, – что, убив твоего родича, я отделаюсь легкой вирой. А я уж отблагодарю. Уж я поклянусь тебе в верности и подчиню тебе Норвегию. И буду я твоим ярлом на земле нурманов и буду платить тебе подати. Ты же станешь тогда еще большим конунгом, чем твой отец, и ты будешь править двумя большими странами.

Поладили.

Едва Харальд Золотой разделался с Серой Шкурой, как на него внезапно напал Хакон-ярл со своими людьми. И разбил войско племянника конунга данов. Войско разбил, а самого Харальда Золотого предал унизительной смерти – повесил…


Тут Гошке стало совсем невтерпеж, он тихонько протиснулся меж слушающих гридней и нырнул в темь леса.

Быстренько распустил шнурок…

Вот тогда его и схватили. Широкая, пахнущая землей ладонь накрыла лицо, грубые пальцы сдавили горло…

Неправильно сдавили. Даже в этот страшный миг Гошка совсем не испугался и сумел понять, что схватил его не воин. Воин бы и рот ему закрывать не стал – взял бы за горлышко (шейка у Гошки не толще запястья взрослого мужа), нажал на нужные места (дедко Рёрех показывал, как это делается), был бы Гошка – готовенький.

– Тихо, тихо, малой, – по-словенски прошелестело у Гошкиного уха. – Не трепыхайся – и я тебя не убью…

Гошка и не трепыхался. Стоял тихонько и ждал, пока струйка иссякнет.

Тот, кто его держал, обманутый покорностью, ослабил хватку:

– Порты надень…

Гошка оставил меч на полянке (Вот жалко-то как! Хотя, будь у него меч, с ним бы, наверное, и обошлись по-иному), но засапожник – всегда при себе. Гошка присел, шуйцей подхватил порты, а десницей из кармашка вытянул ножик и… р-раз!

Эх, будь Гошка побольше раза в два, да посильнее… Ножик вошел правильно – в правую нижнюю часть живота, да только крепости удару не хватило, и пояс у ворога был выше и шире, чем думал Гошка. Ножик прорезал кожу штанов, более толстую кожу куртки, воткнулся в тело, но совсем неглубоко – на полвершка. Пояс помешал. Тот, кто схватил Гошку, вскрикнул и ослабил хватку. Гошка вывернулся из-под ладони, завопил что есть мочи, полоснул ножом по сдавившей горло руке. Новый вопль – и Гошка оказался на свободе…

Очень ненадолго. Что-то тяжелое обрушилось на Гошкин затылок – и всё.


Очнулся Гошка связанным на мягкой постели из хвойных веток. Над ним – свод из переплетенных ветвей и округлая дырка, через которую сочился рассеянный свет. Лесная схоронка-землянка. Гошка со своим кровным отцом делали такие. Найдешь старую берлогу между корнями или яму какую-нибудь, накидаешь снизу лапника помягче, а сверху веток погуще – вот и готов ночлег. Даже и зимой укрыться можно.

– Очухался, медвежонок?

Рядом с Гошкой, скрестив ноги, сидел плечистый муж, одетый по-охотничьи, но с боевым оружием на поясе: широким недлинным мечом. Вятич.

Гошка разглядел и второго. Тот был еще крупнее первого, заросший по глаза бородой. Чистый лешак – только глазки из-под чуба сверкают… А на запястье того, кто назвал Гошку медвежонком, – окровавленная тряпица.

«Ага, – сообразил Гошка. – Это тебя я вчера ножиком попотчевал!»

Гошка прикрыл глаза и жалобно застонал, прикинувшись слабым и больным. Стон получился настоящим: голова и впрямь болела жутко.

– Не слишком сильно ты его приложил, Бобрец? – обеспокоенно спросил порезанный.

– В самый раз, – успокоил волосатый. – Или ты хотел, чтоб он тебя еще раз пырнул? Ничё! У таких башка крепкая.

– Слышь, медвежонок, – сказал порезанный, – кто вы такие, я догадываюсь. А вот куда и зачем идете – нет. А знать – хочу. Ну?

Гошка не ответил. Глаза закрыл, лицом изобразил страдание…

Бац!

Вот это совсем нехорошо! По больной голове! Гошке даже притворяться не пришлось – боль так и накрыла, а желудок вывернуло наизнанку. Хорошо, наклониться успел, а то сам себя заблевал бы. А так прямо на этого Бобреца угодило.

Тот с руганью отскочил и принялся счищать со штанов блевотину. Гошка лежал обессиленный…

Порезанный протянул здоровую руку… Гошка сжался, ожидая еще одного удара, но ладонь мягко легла на его макушку. Порезанный забормотал что-то, через слово упоминая Мокошь… Похоже на заговор охотничий… Хороший заговор. Гошке полегчало. Боль малость унялась, желудок больше не крутило.

– Как тебя зовут, медвежонок?

«Ага, сейчас! – подумал Гошка. – Скажу тебе свое имя – тут-то ты меня и зачаруешь!»

– Евсевий, – пробормотал он.

Батюшкой Евсевием звали булгарского священника, который окормлял их род. Пусть-ка попробуют на него чары наложить!

– Врет! – буркнул облеванный. – Не бывает таких имен.

– Бывает, – не согласился порезанный. – Это ромейское имя.

И полез Гошке за пазуху. Нашарил золотой крестик, оборвал с шеи, сообщил удовлетворенно:

– Ромейской веры медвежонок. Так я и думал. Но с ним – точно не ромеи. Варяги. Я эту породу знаю. Эти сначала рубят, а потом интересуются – кого. И наш медвежонок такой же.

Облеванный посмурнел. Ага, испугался. Гошка тут же решил добавить:

– Моя родня – все варяги. Коли не отпустите меня, мои братья с вас точно шкуру снимут, – посулил Гошка. – Медле-енно!