По сцене проходит Вещунья, вертя головой, как после сеанса Кашпировского.
Ведущий: От радости в зобу дыханье сперло.
Вещунья хватается за горло, краснеет, синеет и с хрипом падает в оркестровую яму.
Ведущий: И на приветливы Лисицыны слова…
Лиса на всякий случай прикрывает голову руками.
Ведущий: Ворона каркнула во все воронье горло!
Ворона аккуратно выковыривает изо рта сыр и разевает глотку так широко, насколько это возможно.
Ворона: КАРРРРР!!!
Ведущий: Сыр выпал…
Ворона, посмотрев на Ведущего, как на предателя, поднимает обслюнявленный кусок сыра и бросает его вниз.
Ведущий: С ним была плутовка такова!
Плутовка показывает, какова она была с сыром.
Аплодисменты. Занавес.
В траве сидел кузнечик
СЦЕНА ПЕРВАЯ
На сцене густо насажена трава. В траве валяются большие, неприятного вида козявки.
Ведущий: В траве сидел Кузнечик…
Ничего не происходит.
Ведущий (громче, с раздражением): В траве СИДЕЛ КУЗНЕЧИК!!!
На сцену из-за кулис выходит обкуренный Кузнечик в полосатой робе и садится в траву.
Ведущий (кивая): Совсем как огуречик
Зелененький он был.
Выходит рабочий сцены с подносом в руках. На подносе лежит малосольный огуречик. Продемонстрировав его всем, чтобы ни у кого не возникало сомнений в идентичности цвета огуречика и Кузнечикова лица, рабочий уходит за кулисы.
Ведущий: Он ел одну лишь травку…
Кузнечик вытаращивает глаза и смотрит на Ведущего, как на идиота.
Ведущий (показывая Кузнечику жестами, что в сценарии так и написано): Он ЕЛ одну лишь ТРАВКУ!
Кузнечик, насупившись, достает из кармана косяк, расковыривает его и с угрюмым видом пережевывает.
Ведущий: Не трогал и козявку…
Кузнечик с неприкаянным видом бродит по сцене, старательно бочком обходя лежащие там и сям козявки.
Ведущий: И с мухами дружил!
На сцену выскакивает хор мух; все дружат и поют.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Те же без мух.
Ведущий: Но вот пришла Лягушка!
На сцену выходит Лягушка.
Ведущий: Но вот пришла Лягушка!
На сцену выходит еще одна Лягушка.
Ведущий: Прожорливое брюшко!
На сцену выходит Прожорливое Брюшко.
Ведущий: И съела кузнеца!
Двое рабочих сцены выводят под руки здоровенного Кузнеца с молотом; Лягушки Первая и Вторая некоторое время спорят с Прожорливым Брюшком, после чего бросают жребий, и одна из Лягушек, судорожно глотая, съедает Кузнеца. Остальные проглатывают рабочих сцены.
На сцену выскакивает хор мух, все водят хоровод вокруг Кузнечика и поют хором:
Не думал, не гадал он,
Никак не ожидал он
Такого вот конца!
На сцену выбегает вконец офигевшая Лиса и показывает, какого именно конца.
Занавес.
«Жил-был один монах…»
Жил-был один монах. Праведный до ужаса. И вот как-то раз пошел он в горы медитировать. Ну чтобы еще больше укрепить свой дух.
Вышел он из монастыря и пошел по дороге через луг. Вокруг цветочки цветут, прекрасные девушки ему с обочины руками машут. А он отворачивается, не глядит – не хочет дух смущать. День прошел, вечер настал, а он все идет. Ночь наступила, луна поднялась, звезды высыпали. А монах все идет. Воздух напоен запахами трав, над лунными полянами легко проносятся эльфы, а монах не смотрит, глаза зажмурил, не поддается искушениям.
Долго ли, коротко ли, а добрался он до высокой горы. Поднялся на вершину, сел, скрестив ноги, и погрузился в медитативный транс. Не ел, не пил, только глядел в пространство, силясь познать великую истину. Сидел так три дня и три ночи, и на третью ночь, уже под утро, явилось ему видение. И увидел монах прекрасных девушек на цветочном лугу и эльфов на лунных полянах…
«Жил-был царь…»
Жил-был царь, и было у него три сына. Однажды царь занемог и послал своих сыновей куда подальше – искать живую воду, чтобы поправить его здоровье.
Долго сказка сказывается, а мы ее тут сократим. Два брата не дошли, а третий, после всяких там приключений, вернулся к батюшке с бутылью живой воды. Царь ее выпил – и скончался в муках.
Потому что живая вода – наружное средство, а не внутреннее!
«Это писмо нищастя…»
Это писмо нищастя. Типерь вам ниповезет. Ха-ха!
Разошлите его вашим 20 друзям и им тожэ будит нищасте а если не разошлете то будит им щасте а вам будит завидно.
Один человек получил это писмо и послал его 20 знакомым и они все заболели. А он тожэ заболел но ему было не обидно болеть однаму. А другой никуда не послал и упал с лесницы и было ему нещасте. А все смеялись.
Кагда будите посылать ничево неисправляйте! Это очинь важно.
И не посылайте писмо обратно патамушто мне уже нищасте есть и болше ненадо.
«Эта писмо щастья…»
Эта писмо щастья.
Его ненадо периписывать 25 раз и никому посылать тожи ненадо.
Писмо щастья можно свернуть трубочкой а можно сложить вчетверо а можно разорвать на много кусочьков и спустить в туолет.
Вот щастье-то, правдо?
«Мне 16 лет…»
Мне 16 лет, а я все еще девственник. Все мои друзья уже занимались виртуальным сексом, а я – нет. Хотя компьютер у меня есть. И все необходимые причиндалы появились, еще когда мне было только 12. Я их опробовал – все работает. И не смотрите на меня так! Можно подумать, вы свой костюм не опробовали!
Когда я играю с секс-симулятором, все получается отлично. А кто из парней не играл? Все играли, только не каждый признается. Вот только у них уже и настоящий виртуальный секс был, а у меня все никак.
Я вообще с девушками теряюсь. Просто так разговаривать – сколько угодно. А как начинаются разные намеки – всегда что-то в мозгу щелкает: «А вдруг она парень? Или ей 98 лет? А вдруг она мне на компьютер вирус подсадит по электронной связи?» Хотя, вирус – это вряд ли, я защитными программами пользуюсь – но все-таки… Как-то же их пробивает иногда?
Можно, конечно, зайти на порносайт, но я себя пока что еще слишком уважаю для этого. Виртуальный секс – это должно быть что-то возвышенное и светлое, им нельзя торговать! А все хорошие порносайты – платные.
Майка из второго подъезда надо мной смеется. Она мой лучший друг, я ей все рассказываю. Мы с ней с шести лет встречаемся в локалке. Она красивая, Майка. Похожа на первую девушку из Стрип-Покера. До пояса, во всяком случае, а дальше я не проверял; когда мы с ней играли на раздевание, я проиграл раньше. Я Майке предлагал попробовать виртуальный секс, но она только рассмеялась, говорит: «Пусть у тебя сначала рейтинг вырастет!» У самой у нее уже четвертый роман по переписке. Девушкам вообще проще. В этом отношении.
Так что мне пока ничего не остается, кроме как читать в библиотеке чужие логи. И мечтать о большом и чистом виртуальном сексе…
«Я мечтал уметь летать…»
Я мечтал уметь летать —
Не летал.
Я мечтал не унывать —
Унывал.
Я мечтал стихи писать —
Не писал.
Я мечтал людей спасать —
Не спасал.
Я мечтал героем стать —
Но не стал.
И тогда совсем мечтать
Перестал.
Жестокая сказка
Один верблюд идет…
Ползи ко мне, путник. Солнце печет, вокруг, куда ни посмотришь, – одни пески. Ни тени, ни зелени. А впереди – я. Ты ведь хочешь пить? Ты мечтаешь о холодных струях воды, стекающих по подбородку? Вот она, вода, видишь? Я не могу пролиться влагой в твои руки: меня ведь на самом деле нет. Я могу лишь показать тебе твою мечту, да и то издалека; меня нельзя рассмотреть поближе: я от этого съеживаюсь и таю. Но далекая недостижимая цель – это ведь все-таки лучше, чем ничего? А даже если хуже… Разве у меня есть выбор? Ты не отпустишь меня. Хотя сам понимаешь, что уже четвертый час бредешь за миражом, но он тебе нужен, этот мираж. Потому что исчезни я – и ты упадешь на песок, тебе некуда больше будет идти; кругом одни пески и никакого ориентира. И забросило же тебя, бедолагу… Вот ты уже и упал.
Все правильно, теперь ты сможешь дойти до меня. Плоть – слишком тяжелая штука, без нее куда проще. Вот, кстати, и мальчик тебе поможет…
Mirror, mirror on the wall…
Конечно, конечно, сейчас. Для того меня тут и повесили. Ты же сама и повесила. Вот оно я. Твое отражение исчезает, и появляюсь я. Не ты смотришь в зеркало, а зеркало смотрит в тебя.
Что я могу сказать? Ты сама все понимаешь, королева. Высока, стройна, бела ты была семнадцать лет назад, когда твоя падчерица еще только училась ползать. А сейчас тебе уже за сорок. И это в мрачном Средневековье, в дикой варварской стране, где пятьдесят – уже глубокая старость. Что же ты хочешь от меня услышать?
Что может отразить зеркало, кроме тебя самой? Семнадцать лет ты цеплялась за свою веру и была права. Но ты же не слепая и не дура. Ты сама все понимаешь. Потому и не подходила ко мне так долго, верно?