Еще одной административной единицей являлся хошун, представлявший из себя военное формирование, создававшееся отдельным отоком. Командиры хошунов составляли военное сословие, на которое опирался всемонгольский хан. При Даян-хане эти военачальники использовались для борьбы с сепаратистскими устремлениями местных правителей, но они не имели права владеть уделами, а могли лишь кочевать по своему усмотрению и не платить налоги.
Монгольское общество начала XVI в. можно условно разделить на две части – господствующую элиту, представленную прямыми потомками «золотого рода» Чингисхана и рода Борджагин, являвшегося боковой ветвью чингисидов, а также подчиненную им служилую знать, происходившую от потомков бывших темников и тысячников войска Чингисхана. Прямые потомки Чингисхана в Южной и Северной Монголии выступали как владетельные князья, распоряжавшиеся пастбищными и другими землями. Потомки других родственников Чингисхана кочевали на их территориях.
При Даян-хане Восточная Монголия была разделена на правое и левое крыло. Всемонгольский хан лично управлял левым крылом, а правое было передано под контроль князя-соправителя, являвшегося наследником престола. В течение второй половины XVI в., когда усилилась раздробленность страны, титул хана имели уже девять высших сановников.
Самым многочисленным слоем монгольской элиты были тайджи, происходившие от различных ветвей рода Чингисхана и имевшие право владеть зависимыми людьми – аратами, которых тогда называли албату (обязанные выполнять повинности). Аратам выделялась пастбищная земля и они имели возможность организовать индивидуальное хозяйства, выполняя две основных повинности – отработочную и продуктовую (как в пользу государства, так и на отдельных представителей элиты).
Аратство, в свою очередь, делилось на несколько категорий. Самой привилегированной считались дарханы, имевшие право свободной кочевки, а также чиновники – выходцы из аратства. Следующую категорию составляли зажиточные араты, не имевшие особых привилегий и званий. И внизу этой социальной категории находились беднейшие араты (простолюдины).
Одним из эффективных средств воздействия аратов на своих эксплуататоров в новое время являлась самовольная откочевка из тех районов, где им предписывалось отбывать повинности. Случаи открытого вооруженного неповиновения были достаточно редким явлением.
Монголия после смерти Даян-хана
Смерть в 1543 г. Даян-хана стала своеобразным рубежом в политической истории Монголии, после которой процесс раздробленности страны стал усиливаться.
От Монголии постепенно стала отделяться ее южная часть, где власть унаследовали старшие сыновья Даян-хана. Эти территории имели, в отличие от северных, более тесные связи с минским Китаем.
На севере Монголии установилась власть младшего сына Даян-хана – Герсэндзэ, при котором эта территория также обособилась и стала называться Халха. Районы к югу от пустыни Гоби оказались под контролем Алтан-хана, правившего там вплоть до 1582 г. Он отказывался признавать власть других наследников Даян-хана и стал расширять свои владения за счет западномонгольских земель, где проживали монголы-ойраты. Их главное отличие от других монгольских племен состояло в том, что ойратские правители являлись выходцами из родов, насильственно подчиненных Чингисханом и ставших его вассалами. Поэтому в глазах правителей Южной и Северной Монголии, прямых потомков Чингисхана, ойраты выглядели как менее значимая, «младшая» ветвь, с чем последние никак не могли смириться и в конце XIV в. на какое-то время даже смогли доминировать, объединив монгольские земли. Их правитель Эсень являлся в середине XV в. всемонгольским ханом, но после его смерти номинальная верховная власть вновь перешла к потомкам Чингисхана, которых китайцы называли «татарами».
При Алтан-хане велась взаимовыгодная торговля с Китаем, и его владения отличались достаточно стабильным развитием. Кроме скотоводства, там стали возникать оседлые поселения и ремесленные производства. В середине XVI в. Алтан-хан построил г. Хух-Хото, ставший впоследствии его ставкой и главным городом юга Монголии, в котором он вынашивал планы подчинить своей власти все другие монгольские земли. Однако осуществить эти планы полностью он так и не смог.
Еще до установления господства над Китаем в середине XVII в., маньчжуры предпринимали попытки завоевания юго-восточной части Монголии, где во главе Чахарского ханства находился правнук Даян-хана Лигдан-хан, вступивший в антиманьчжурский союз с Минами.
В 1634 г. сторонники Лигдан-хана потерпели поражение в войне с маньчжурами, а спустя два года маньчжурский император Абахай был объявлен ханом Южной Монголии. Халха по прежнему оставалась независимой, что не устраивало маньчжур.
В 1640 г. халхасцы перед лицом маньчжурской опасности пошли на вынужденный союз с ойратами, разработав на совместном съезде общий для двух территорий свод законов. Кроме того, халхасские князья отправили к Абахаю своих представителей с дарами и предложением союза. Тем самым они попытались уклониться от прямого военного столкновения с маньчжурами, к которому тогда они были явно не готовы.
Таким образом, к началу XVII в. условно можно выделить три основных территории расселения монгольских племен – Южная (Чахар), Северная (Халха) и Западная (Ойратия), в свою очередь, распадавшиеся на более мелкие.
Начальный этап распространения буддизма в Монголии
Буддизм проник в монгольские земли еще в период правления там Чингисхана в XIII в. Именно в те времена появилось т. н. «учение о двух принципах», согласно которому в основе государственной идеологии Монголии одновременно должны лежать светское и религиозное начала (при преимущественном влиянии первого из них).
Из различных школ и направлений буддизма в Монголии к середине XVI в. утвердился ламаизм, пришедший туда из Тибета.
Ламаизм сумел удачно вписаться в монгольскую политическую традицию, особенно после возникновения теории «двух законов», согласно которой без закона религиозного все живые существа попадают после смерти в ад, а без закона светского (ханского) народы и племена, населяющие Землю, и вовсе погибнут. Однако уже с самого начала религиозная власть была подчинена светской, выступавшей для монголов в роли идеологического обоснования власти ханов. Выглядит не случайным тот факт, что первой буддистской сутрой, переведенной с тибетского языка на монгольский, была «Алтан-гэрэлту», содержащая идею верховенства монархической светской власти.
Вначале ламаизм принял правитель Ордоса Хутухай-Сэцэн-хунтайджи, затем сумевший убедить в правильности своего решения Алтан-хана. В 1578 г. состоялись переговоры между правителями юга Монголии и верховным ламой Тибета Содном-джамца, в ходе которых были определены основы отношений между светскими властями и руководством ламаистской церкви. Был создан своеобразный тибето-монгольский союз, противостоявший минскому Китаю. В знак этого Алтанхан удостоил религиозного лидера Тибета звания Далай-лама (Океан премудрости), а тот, в свою очередь, провозгласил его великим ханом. После этого ламаизм, при поддержке светских властей Монголии, стал все активнее распростроняться по всей ее территории, причем высшее духовенство наделялось привилегиями светской элиты, в частности, ламы освобождались от уплаты налогов и личных повинностей.
В 1586 г. верховным ламой Тибета стал правнук Алтан-хана. Это был первый и последний случай, когда монгол возглавил ламаистскую церковь в Тибете.
Вскоре о своей приверженности ламаизму объявил правитель Халхи Абатай, во владениях которого появился первый в Монголии дацан (монастырь). В 1642 г. сын одного из светских правителей – Тушету-хана, Ундур, был провозглашен первым главой ламаистской церкви на территории Монголии. Спустя семь лет тибетский Далай-лама посвятил его в высший сан – гэлукпа, объявив хубилганом выдающегося буддистского мыслителя Джебцзун-даранты. Таким образом, его полное имя стало Джебцзун-дамба-хутухта I с титулом богдо-гэгэн (гэгэн – блестящий), являвшимся третьим по значимости в ламаизме после Далай-ламы и Панчен-ламы, находившихся в Тибете. Вскоре вся страна была покрыта множеством ламаистских монастырей, которым светская власть выделяла земельные владения и лично зависимых аратов.
С развитием ламаизма стала развиваться монгольская культура и письменность. При монастырях открывались школы, ставшие своеобразными очагами подготовки образованных людей и зачатков интеллигенции.
С другой стороны, ламаистская церковь ежегодно забирала в свои ряды большое количество молодых мужчин, что не могло не сказаться и на уровне экономического развития Монголии.