– Неизданное поэтическое наследие Ваисова-старшего отчасти сохранилось в фондах цензурных комитетов с весьма любопытными и красноречивыми комментариями цензоров [483] .
– Материалы, связанные с ваисовским движением в 1917–1918 годах, не говоря уже о более позднем периоде, сосредоточенные в архиве КГБ-ФСБ, представляют наиболее закрытую и менее всего вовлеченную в научный оборот группу архивных документов.
Можно предположить, что региональные и зарубежные архивы (Поволжские региональные архивы, книгохранилища и архивы в Средней Азии, Сибирском регионе и др.) хранят неизвестный и практически еще не введенный в оборот пласт архивных материалов по истории ваисовского движения. Также, в силу объективных причин, ограничено использование материалов частных и ведомственных (например, КГБ/ФСБ) архивов.
Первая публикация архивных документов, освещающих историю ваисовского движения, была предпринята в середине 30-х годов XX века в сборнике «Материалы по истории Татарии второй половины XIX века» [484] . Однако включение в сборник этих материалов мотивировалось однозначной интерпретацией ваисовского движения как формы социального протеста.
Следующая попытка издания документов по истории ваисовского движения была осуществлена лишь в середине 1990-х годов. Авторы публикации в журнале «Гасырлар авазы – Эхо веков», М. Гайнетдинов и Л. Ахметзянова, ввели в научный оборот ряд документов, связанных с последними годами жизни Багаутдина Ваисова, сохранившихся в фондах Национального архива Республики Татарстан [485] . Следующая попытка издать небольшую часть из комплекса разнообразных источников по ваисовскому движению была предпринята автором этих строк через пять лет на страницах того же журнала «Гасырлар авазы – Эхо веков» [486] . Наконец, последняя на сегодняшний день публикация архивных и иных документов, относящихся преимущественно к послереволюционному этапу истории движения, была осуществлена профессором Казанского университета Р.К. Валеевым [487] . Тем не менее на сегодняшний день издана лишь незначительная часть разнообразного комплекса источников по ваисовскому движению. Огромное количество документов так и не введено в научный оборот и по-прежнему ждет своего исследователя.
В публикации Ab Imperio (2006. № 6) представлены архивные документы из фондов РГИА и НАРТ, охватывающие период с начала 1880-х годов до весны 1917 года. Шесть документов позволяют в целом проследить то, как религиозная община выступает формой протонациональной, социальной и политической группности, как меняется язык саморепрезентации и самоописания ваисовцев в зависимости от исторического контекста, языка документа и его конкретного адресата.
Среди приведенных Б. Ваисовым титулов обращает на себя внимание выражение «дистаночный начальник» – оно не относится к традиционным исламским терминам и использовалось лишь ваисовцами. Сам Б. Ваисов практически нигде не разъясняет значения данного выражения. Некоторые пояснения мы встречаем лишь в текстах, принадлежавших перу Ш. Сайфутдинова – ученика и наиболее стойкого последователя дервиша: после последних пророков Иисуса и Мухаммеда Б. Ваисов – «дистаночный начальник», то есть избранный Богом святой человек – осуществлял посредничество между пророками и мусульманами. Он был Божьим наместником для руководства простыми верующими в определенный исторический момент (на дистанции) [490] . Примечательно, что после смерти основателя секты титул «дистаночный начальник» присвоил себе Ш. Сайфутдинов, претендуя, таким образом, на роль Богом избранного преемника главы ваисовской общины.
В представленном документе № 1 мы встречаем практически все основные тезисы ваисовцев, сформулированные ими на раннем этапе развития движения. Здесь содержатся и традиционные нападки на официальных представителей мусульманского духовенства, и критика действий местных административных и судебных чинов, преследующих членов ваисовской общины и лично дервиша, и выражение верноподданнических настроений, и попытка установить непосредственную связь дервиша с государем императором («Я жив – Помазанник жив. Помазанник жив – я жив»), и отказ подчиняться общегражданским законам, и признание исключительно шариата и Корана и пр. Среди русскоязычных документов, исходящих непосредственно от основателя общины, «Отзыв» – один из наиболее полных и содержательных.
Документ № 2 датируется 1905 годом и принадлежит сыну Б. Ваисова – Гайнану, в конце 1904 – начале 1905 года вернувшемуся в Казань и возглавившему возрожденную общину в новой политической ситуации. Документ представляет собой копию прошения руководителя общины на имя председателя Комитета министров. Машинописная копия прошения была составлена в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, куда, вероятно, было переправлено прошение Г. Ваисова с тем, чтобы чиновники Департамента составили экспертную пояснительную записку для главы правительства. Прошение довольно грамотное и стилистически выверенное и написано, скорее всего, русскоязычным переписчиком. Эти два документа (№ 1 и 2) разделяет почти четверть века, что сказывается на стилистических особенностях обоих документов, на их языке, способе аргументации и т.д.
Документы № 3, 4 и 5 датируются 1909 годом и тематически относятся к политическому процессу 1910 года, когда руководители и наиболее активные члены общины были обвинены в организации преступного сообщества. В документе № 3 представлен один из многочисленных протоколов осмотра вещественных улик, изъятых во время обыска на квартире Г. Ваисова. Данный документ позволяет составить некоторое впечатление о характере деятельности руководителей и рядовых членов общины в 1905–1909 годах, очертить круг институтов и политических деятелей, к которым ваисовцы обращались за поддержкой. Немаловажно, что протоколы осмотров и экспертиз позволяют узнать содержание некоторых документов (например, частной переписки), оригиналы которых были позднее возвращены ваисовцам и, таким образом, недоступны современным исследователям. Документ № 4 представляет собой постановление, составленное следователем Шулинским, в котором излагается официальная трактовка деятельности членов ваисовской общины, а также суть обвинений в отношении организаторов противозаконного сообщества. Документ № 5 – протокол допроса Г. Ваисова в качестве обвиняемого. Он составлен на специальном бланке для допросов, выполненном типографским способом, поэтому при публикации курсивом выделен рукописный текст, вписанный рукой писца со слов допрашиваемого.
Наконец, документ № 6 датируется весной (март – апрель) 1917 года и отражает новый этап в развитии ваисовского движения, последовавший за Февральской революцией и отречением царя. Возникшая новая политическая конфигурация заставила идеологов ваисовской организации определить свое отношение к переменам, произошедшим в стране, а также в очередной раз заявить о своем существовании на современном политическом языке. Представляемый вниманию читателя документ (машинопись) является кратким изложением содержания «Святого заявления», посланного на адрес исполнительного комитета Государственной думы в марте 1917 года [491] . Поскольку оригинальный текст «Святого заявления» чрезвычайно многословен, написан неграмотно и местами малопонятен, я посчитала более целесообразным предоставить вниманию читателя именно краткий пересказ оригинального текста, составленный анонимным сотрудником Департамента духовных дел.
Содержание документа свидетельствует, что при всей искренней верноподданности и приверженности ваисовцев самодержавию они довольно легко и быстро примирились с произошедшими в стране переменами, в том числе со свержением монарха, защиту которого «Божьи воины» считали своей прямой обязанностью. Более того, автор послания (Ш. Сайфутдинов) выражает благодарность Государственной думе и ее исполнительному комитету за уничтожение с помощью великого Бога «поганой власти» с ее законами и «миссионерской хитростью» и предлагает избрать на место царя народный совет. Автор обращения также пишет, что ваисовцы вполне довольны Временным правительством и будут ему повиноваться, если оно не станет их притеснять и даст полную свободу исполнять свою веру по шариату. В то же время ваисовцы просили не притеснять царя Николая Александровича, который, на их взгляд, ни в чем не виноват: «Ему не давало волю правительство, и от имени Царя управляли сами они, хищные звери, и государь боялся их» [492] . В этой фразе сказалась устойчивость довольно широко распространенных в народном сознании иллюзий и представлений о добром царе в окружении коварных слуг.