Л. Переверзев - Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи. Страница 38

Так вот, он расхаживал по городу, высоко подняв голову, в разговоре и обхождении вел себя как настоящий джентльмен. Ему не страшны были ни жаркое техасское солнце, ни истовые северяне. И все принимали его за важную птицу.

Он очень скоро дал понять, что приехал закупать для британской армии верховых лошадей. Много лошадей. И за хороших лошадей обещал хорошие деньги. На чистом английском языке с прекрасным произношением он рассказывал лошадникам города, что был послан в Уичито-Фолс еще с одним офицером, чтобы совершить эту сделку. Однако спутник его задержался в Новом Орлеане, так как там из‑за оспы на город был наложен карантин.

— В разведении лошадей никто не сравнится с вами! Вы прославленные лошадники, — говорил он техасцам. — Вот я и приехал к вам, чтобы вы отобрали для меня тысячу самых резвых скакунов. Сначала я произведу им смотр, а потом дождусь моего напарника, чтобы завершить сделку. Его скоро уже должны отпустить из Нового Орлеана, и все денежные расчеты он возьмет на себя.

Весь город всполошился и ликовал. Мужчины радовались, что предстоит крупная сделка, а женщины, что им выпало счастье развлекать столь достойного британского офицера, который так прекрасно говорит по–английски и так изысканно воспитан. Да что там по–английски, даже по–французски!

Две тысячи жителей Уичито–Фолса почти все до одного были просто очарованы им. Его приглашали во все дома, поили, кормили и развлекали.

Когда он заметил ненароком, что у него кончились деньги, которые ему были выданы, а он тратил их широко, угощая всех подряд, отцы города велели отпечатать для него особые купоны, коими он мог бы расплачиваться. А правительственный финансовый чиновник, случайно оказавшийся в городе, поставил на них государственную печать, чтобы капитан Наваррский пользовался ими как деньгами.

И пока сей блестящий офицер сорил направо и налево деньгами, люди рыскали вокруг и скупали за любую цену лошадей. Вскоре город оказался забит лошадьми.

Такого переполоха и волнений в Уичито–Фолсе не было со времен Бантина, который со всем своим выводком бесстрашных деток ворвался в город, подобно знаменитому ковбою Пекосу Биллу, верхом на диких рыжих рысях.

И вот в пятницу, спустя ровно три недели, как капитан явился в город, он объявил, что готов произвести смотр.

— Господа, — сказал он собравшимся вокруг него мужчинам, — приведите всех ваших лошадей в одно место, и на утро ближайшего понедельника назначим смотр. Карантин в Новом Орлеане уже снят, так что мой напарник будет здесь со дня на день.

За субботу и воскресенье сотни лошадей проделали путь в Уичито–Фолс.

Никогда еще Уичито–Фолс не видел такого сборища прекрасных лошадей. Стук копыт, топот ног, веселое ржание, окрики — город гудел.

Настало утро долгожданного понедельника. Почти все мужчины города толклись возле этого гигантского табуна. Было похоже на светопреставление. Все только ждали капитана Наваррского.

Ждали… ждали… Уже и солнце поднялось высоко над головой, стало жарко, ковбои и лошади начали проявлять беспокойство. Но еще больше беспокоились их владельцы, которые тоже ждали… И, заждавшись, отправили в гостиницу, где капитан Наваррский останавливался, целую депутацию.

Однако капитана Наваррского в гостинице не оказалось! Хозяин сказал им, что капитан уехал еще в воскресенье к вечеру, но обещал рано утром в понедельник вернуться.

Нет, капитан Наваррский больше не вернулся… Добрые горожане и милые дамы остались с носом и были вне себя от гнева.

Но прошло еще какое‑то время, и дамы уже говорили:

— А все‑таки он был истинным джентльменом и таким красавцем!

Мужчинам ничего не оставалось, как криво улыбаться и… помалкивать.

Что ж, они сами попались на удочку и относились к этому как истинные техасцы, с усмешкой.

Пересказ Н. Шерешевской

Перевод С. Болотина

Перевод Ю. Хазанова

В то время как фронтирсмен настойчиво прокладывал путь нации на Средний и Дальний Запад, на юге страны формировался иной уклад. Американский Юг, а точнее штаты Юга, — не просто географическое понятие, как если бы мы говорили о юге любой другой страны. Юг в США, особенно в канун гражданской войны, — это и иной образ жизни, и иной способ производства, и отличающийся национальный состав. Конечно же, не следует преувеличивать степень различий, как это делают некоторые американские социологи, создавая вокруг этого края некий готический миф: «Юг — край аристократии, край утонченных людей, роковых страстей и изысканных чувств». Однако было бы ошибочным и отвергать социально–психологические различия, которые заметны еще и сегодня.

Возвращаясь в те далекие времена, следует отметить, что Юг никогда не был ни во времени, ни в пространстве своем одинаков. Старый Юг, Юг до гражданской войны, отличался от нового, индустриализовавшегося Юга конца XIX века. Да и сам старый Юг не был однороден.

Здесь и в самом деле встречались, хоть и весьма редко, настоящие представители европейской, главным образом бывшей английской и французской земельной аристократии. Чаще всего они бежали от революции в своих странах, или от кредиторов, или просто от закона. Однако те, кто считался аристократами в середине XIX века, чаще вели свою родословную в лучшем случае от мелких сквайров. Утонченные джентльмены в новых суровых условиях не выживали. В этом смысле куда легче было бывшим каторжникам, которые со временем становились преуспевающими дельцами, обзаводились землями (их, к счастью, было немало), хозяйством и стали посылать своих детей за высоким образованием. Это именно они, решив, что «джентльмена делает портной», не гнушаясь ничем, стремились преумножить свое богатство. Это они в 50–х годах XIX века, буквально в канун гражданской войны, ввозили ежегодно около 25 тысяч рабов — больше, чем до 1808 года, когда в США была официально запрещена работорговля.