На этот раз на воротнике гауптштурмфюрера не было ни пудры, ни запаха, оставленного прижавшейся к мундиру женщиной. Скорее всего, Герц вернется в Германию или в конце концов устанет от своей военно-полевой невесты, так случается со всеми. И все-таки это движение, которым Герц коснулся уха Юдит, не давало Эдгару покоя, потому что оно было именно таким, о котором мечтал сам Эдгар. В городе было полным-полно красивых женщин, почему же именно Юдит заполучила мужчину, который с одинаковой беззаботностью поедал устриц в Берлине и подписывал смертные приговоры в Остланде и чей парабеллум наверняка стрелял с поразительной точностью. Юдит заполучила мужчину, который заслуживал лучшего. Расстановка сил была проблематичной.
Эдгар прислонил голову к стеклу и ударялся о него на каждой выбоине. Это было даже приятно, расставляло мысли на свои места, отодвигало прокравшиеся в голову желания на задний план. Никогда прежде он не сидел так близко к Герцу, к гауптштурмфюреру Герцу. Шея шофера была крепкой и надежной, он напевал что-то себе под нос. Вряд ли Юдит, развалившись на дорогих покрывалах, говорила о своем браке, но как отнесся бы к законному мужу своей любовницы гауптштурмфюрер, узнав, что это господин Фюрст? Возненавидел бы его, это ясно, но Эдгар не хотел ненависти с его стороны.
— Бауфюрер Фюрст, я слышал, что у вас были проблемы, связанные с тайным провозом продуктов на территорию лагеря, люди Тодта передавали ее заключенным.
— Так точно, герр гауптштурмфюрер. Мы пытаемся пресечь эту цепочку, но, с другой стороны, это сдерживает мятежные настроения, и если…
— Исключений не должно быть. Зачем они это делают?
Эдгар задержал взгляд на петлицах Герца, он не хотел запутаться в словах. Суть ожидаемого ответа была ему неясна: следует ли высказать подтверждение его предположениям или, наоборот, опровергнуть их, или же что-то третье? Жест Юдит снова пронесся перед глазами Эдгара, и ему страстно захотелось узнать, какие разговоры они вели между собой. Была ли Юдит честна со своим любовником или говорила лишь то, что тот хотел услышать?
Эдгар откашлялся.
— Эти эстонцы являются исключением, постыдным пятном нашей нации. Возможно, они передают продукты только эстонцам, не евреям.
— Согласно рапортам, местные жители тоже подкармливают заключенных, тех, что выходят на работы за пределы лагеря. Откуда такие симпатии?
— Это единичные случаи, герр гауптштурмфюрер. Я уверен, что если это и происходит, то речь идет только о военнопленных. Все знают, что евреи возглавляли здесь в сорок первом году истребительный батальон. Руководителями Народного комиссариата внутренних дел и партии большевиков были евреи, мы все это прекрасно знаем. Политруки и комиссары — все они были евреями! Троцкий, Зиновьев, Радек, Литвинов! Всем известны их настоящие фамилии! Когда Советский Союз оккупировал Эстонию, сюда приехали толпы евреев, которые были чрезвычайно активны в организации новой политической системы!
Гельмут Герц открыл было рот, набрал воздуха, словно хотел что-то сказать, но промолчал, оставив без внимания защитную речь Эдгара. Эдгар решил пойти на риск:
— Конечно, свою роль играет и тот факт, что эстонцы прекрасно знали участников истребительных батальонов, и надо сказать, не все они были евреями.
— Конечно, среди них были и представители других национальностей, но все же самые важные решения принимали…
— …евреи, я знаю. — Эдгар повел себя грубо, перебив Герца, но тот, казалось, не заметил этого, а напротив, вытащил из кармана серебряную фляжку и две стопки.
Гауптштурмфюрер Герц опустил тщательно начищенные сапоги в слякотную землю лагеря, и нос его незаметно сморщился. Эдгар бросил быстрый взгляд на охранников — часть из них незнакомые тодтовцы, среди них много русских, все хорошо. Оберштурмфюрер фон Бодман вышел из административного барака, как только машина с Эдгаром и Герцем остановилась во дворе. Приветствие, щелчок каблуками. Бодман и Эдгар обменялись взглядами, к делу стоило перейти сразу же после формальностей. Бодман предложил Эдгару перейти на “ты”, когда заметил, что оба они одинаково заботятся о процветании лагеря. Порой казалось, что вопрос этот не заботит, кроме них, никого другого. Используемая рабочая сила была физически слабой, к тому же ее сильно подкосила эпидемия сыпного тифа: какой-то вредитель собрал зараженных вшей в спичечный коробок и распространил их по лагерю. Бодман постоянно отправлял сообщения о нехватке лекарств и одежды, но безрезультатно. Когда Эдгар видел, что местные приносят заключенным продукты, он отворачивался, чтобы никто не мог обвинить его в неисполнении правил безопасности. Семьи немецких инженеров, напротив, крайне жестоко обращались с узниками. Одна дама избила свою служанку-еврейку до потери сознания лишь за то, что она унесла с собой ключ от ящика с хлебом. С Бодманом можно было хотя бы разговаривать о дефиците продуктов, с инженерами и их женами не стоило даже заикаться об этом.
— Каждый заключенный добывает ежедневно до двух кубометров сланцевой породы, из которой в течение двух часов получается сто литров нефти! — Бодман повысил голос на слове “сто”. — Понимаете ли вы, какие потери несет рейх, если вклад одного рабочего уменьшается, а это происходит постоянно. Военнопленные физически более крепкие, евреи же, поставляемые из вильнюсского гетто, находятся в ужасном состоянии, и, чтобы отобрать среди них тех, кто пригоден к работам, их нужно завозить гораздо больше… Бауфюрер Фюрст, проясните ситуацию.
— Предприниматели и бизнесмены не хотят евреев. Хотя речь идет о нескольких тысячах, а не о десятках тысяч, как в случае с военнопленными. Следует увеличить приток военнопленных. Результат будет лучше, если мы сможем использовать физически более здоровую рабочую силу.
— Именно. Гауптштурмфюрер Герц, мы неоднократно посылали запрос, что делать со стариками. Читает ли кто-нибудь наши рапорты? Почему из Вильнюса присылают целые семьи? В некоторых из них совсем нет работоспособных мужчин, — продолжил Бодман.
— Отправляйте их в другое место, — раздраженно сказал Герц. Эдгар заметил, что в его голосе появилась нота презрения, хотя Бодман был все же оберштурмфюрером СС и входил в лагерное руководство.
— За пределы Эстланда? — уточнил Эдгар.
— Да куда угодно!
— Спасибо, именно это мы и хотели узнать. Несмотря на наши письма, мы не получили подтверждения на запрос о подобных действиях. Зато нам обещали прислать дополнительную рабочую силу. Нам нужны люди, которых можно использовать.
Эдгар решил сменить тему и перевести разговор на достигнутые успехи:
— Мы построили водопровод, и теперь за водой не надо ходить за пределы лагеря. Во время этих походов евреи часто вступали в контакт с местным населением, и хотя мы старались сделать так, чтобы заключенные ходили за водой в самые ранние часы, чтобы избежать обмена информацией, ситуация долго оставалась безнадежной, но теперь все иначе.
В бараке повисло напряженное молчание. Бодман незаметно покачал головой.
— Думаю, мы еще успеем познакомить вас с нашими методами, а пока, господа, я попросил подготовить нам скромную трапезу, давайте пройдем за стол, — предложил Эдгар и услышал в ответ одобрительное мычание.
На улице раздался выстрел. За ним последовала тишина. Унтершарфюрер СС Карл Тейнер, очевидно, приступил к обычному обходу, покинув изолятор. Кончик носа Герца нервно дернулся, он поднялся и вышел, на столе остался нетронутый стакан.
Снаружи выстроилась шеренга дрожащих от холода обнаженных заключенных с белой иссохшей кожей. Руками они кое-как прикрывали половые органы. Судя по судорогам, застреленный все еще был жив, но зубов у него уже не было. На место прибыл художник с блокнотом в руках и теперь старался запечатлеть событие.